Неточные совпадения
Уж восток начинал
бледнеть, когда я заснул, но — видно, было написано на
небесах, что в эту ночь я не высплюсь.
Она дрожала и
бледнела.
Когда ж падучая звезда
По
небу темному летела
И рассыпалася, — тогда
В смятенье Таня торопилась,
Пока звезда еще катилась,
Желанье сердца ей шепнуть.
Когда случалось где-нибудь
Ей встретить черного монаха
Иль быстрый заяц меж полей
Перебегал дорогу ей,
Не зная, что начать со страха,
Предчувствий горестных полна,
Ждала несчастья уж она.
Едва
небо успело тронуться
бледным предвестием зари, он уже толкнул ногою Янкеля.
Дождь вдруг перестал мыть окно, в
небо золотым мячом выкатилась луна; огни станций и фабрик стали скромнее,
побледнели, стекло окна казалось обрызганным каплями ртути. По земле скользили избы деревень, точно барки по реке.
Пуще всего он бегал тех
бледных, печальных дев, большею частию с черными глазами, в которых светятся «мучительные дни и неправедные ночи», дев с не ведомыми никому скорбями и радостями, у которых всегда есть что-то вверить, сказать, и когда надо сказать, они вздрагивают, заливаются внезапными слезами, потом вдруг обовьют шею друга руками, долго смотрят в глаза, потом на
небо, говорят, что жизнь их обречена проклятию, и иногда падают в обморок.
Пока ветер качал и гнул к земле деревья, столбами нес пыль, метя поля, пока молнии жгли воздух и гром тяжело, как хохот, катался в
небе, бабушка не смыкала глаз, не раздевалась, ходила из комнаты в комнату, заглядывала, что делают Марфенька и Верочка, крестила их и крестилась сама, и тогда только успокаивалась, когда туча, истратив весь пламень и треск,
бледнела и уходила вдаль.
Нужно ли вам поэзии, ярких особенностей природы — не ходите за ними под тропики: рисуйте
небо везде, где его увидите, рисуйте с торцовой мостовой Невского проспекта, когда солнце, излив огонь и блеск на крыши домов, протечет чрез Аничков и Полицейский мосты, медленно опустится за Чекуши; когда
небо как будто задумается ночью,
побледнеет на минуту и вдруг вспыхнет опять, как задумывается и человек, ища мысли: по лицу на мгновенье разольется туман, и потом внезапно озарится оно отысканной мыслью.
Ночь была лунная. Я смотрел на Пассиг, который тек в нескольких саженях от балкона, на темные силуэты монастырей, на чуть-чуть качающиеся суда, слушал звуки долетавшей какой-то музыки, кажется арфы, только не фортепьян, и женский голос. Глядя на все окружающее, не умеешь представить себе, как хмурится это
небо, как
бледнеют и пропадают эти краски, как природа расстается с своим праздничным убором.
Я все время поминал вас, мой задумчивый артист: войдешь, бывало, утром к вам в мастерскую, откроешь вас где-нибудь за рамками, перед полотном, подкрадешься так, что вы, углубившись в вашу творческую мечту, не заметите, и смотришь, как вы набрасываете очерк, сначала легкий,
бледный, туманный; все мешается в одном свете: деревья с водой, земля с
небом… Придешь потом через несколько дней — и эти
бледные очерки обратились уже в определительные образы: берега дышат жизнью, все ярко и ясно…
Ужели это то солнце, которое светит у нас? Я вспомнил косвенные,
бледные лучи, потухающие на березах и соснах, остывшие с последним лучом нивы, влажный пар засыпающих полей,
бледный след заката на
небе, борьбу дремоты с дрожью в сумерки и мертвый сон в ночи усталого человека — и мне вдруг захотелось туда, в ту милую страну, где… похолоднее.
Уже смеркалось совсем, зажглись яркие звезды; из-за гор поднималась луна. Ее еще не было видно, но
бледный свет уже распространился по всему
небу.
Вот оно
бледнеет; синеет
небо; отдельные тени исчезают, воздух наливается мглою.
Идем скорей!
Бледнеют тени ночи.
Смотри, заря чуть видною полоской
Прорезала восточный
неба край,
Растет она, яснее, ширясь: это
Проснулся день и раскрывает веки
Светящих глаз. Пойдем! Пора приспела
Встречать восход Ярила-Солнца. Гордо
Перед толпой покажет Солнцу Лель
Любимую свою подругу.
При этом его
бледное лицо всегда поворачивалось за плывшим по синему
небу огненным шаром, и глаза отражали искристый отблеск холодных лучей.
Звезды уже начинали
бледнеть и
небо серело, когда коляска подъехала к крыльцу домика в Васильевском.
Небо бледное, звезды лихорадочно светят, в воздухе разлита чуткая дремота.
— Какое утро хорошее! — проговорила девушка, глядя на покрывшееся
бледным утренним светом
небо и загораживая ручкою зевающий ротик.
Темная синева московского
неба, истыканная серебряными звездами,
бледнеет, роса засеребрится по сереющей в полумраке травке, потом поползет редкий седой туман и спокойно поднимается к
небу, то ласкаясь на прощанье к дремлющим березкам, то расчесывая свою редкую бороду о колючие полы сосен; в стороне отчетисто и звучно застучат зубами лошади, чешущиеся по законам взаимного вспоможения; гудя пройдет тяжелым шагом убежавший бык, а люди без будущего всё сидят.
В эту минуту облачное
небо как бы нарочно прорвалось в одном месте, и
бледная луна, глянув в эту прореху, осветила пожелтевшую поляну, стоящие на ней два стога и перед одним из них черную, чудовищную фигуру старого зубра.
Остановясь у окна, она смотрела в
бледное, пустынное
небо, продолжая...
R-13,
бледный, ни на кого не глядя (не ждал от него этой застенчивости), — спустился, сел. На один мельчайший дифференциал секунды мне мелькнуло рядом с ним чье-то лицо — острый, черный треугольник — и тотчас же стерлось: мои глаза — тысячи глаз — туда, наверх, к Машине. Там — третий чугунный жест нечеловеческой руки. И, колеблемый невидимым ветром, — преступник идет, медленно, ступень — еще — и вот шаг, последний в его жизни — и он лицом к
небу, с запрокинутой назад головой — на последнем своем ложе.
С проникновенной и веселой ясностью он сразу увидел и
бледную от зноя голубизну
неба, и золотой свет солнца, дрожавший в воздухе, и теплую зелень дальнего поля, — точно он не замечал их раньше, — и вдруг почувствовал себя молодым, сильным, ловким, гордым от сознания, что и он принадлежит к этой стройной, неподвижной могучей массе людей, таинственно скованных одной незримой волей…
По сторонам тянется тот мелкий лесочек, состоящий из тонкоствольных, ободранных и оплешивевших елок, который в простонародье слывет под именем «паршивого»; над леском висит вечно серенькое и вечно тоскливое
небо; жидкая и
бледная зелень дорожных окраин как будто совсем не растет, а сменяющая ее по временам высокая и густая осока тоже не ласкает, а как-то неприятно режет взор проезжего.
На дьякона стал налегать сон; он поплотней прислонился к пирамиде и задремал, но ненадолго; ему вдруг почудилось, как будто кто-то громко топнул, Ахилла открыл глаза: все было тихо, только
небо изменилось; луна
побледнела, и по серой пирамиде Савелия ползла одна длинная и широкая тень. Тучилось и пахло утром. Ахилла встал на ноги, и в эту минуту ему опять показалось, что по кладбищу кто-то ходит.
И в этих размышлениях дьякон не заметил, как прошла ночь и на
небе блеснула
бледною янтарного чертой заря, последняя заря, осеняющая на земле разрушающийся остаток того, что было слышащим землю свою и разумевающим ее попом Савелием.
Теплый воздух, грустный, неподвижный, ласкал и напоминал о невозвратном. Солнце, как больное, тускло горело и багровело на
бледном, усталом
небе. Сухие листья на темной земле покорные лежали, мертвые.
Тёплым, ослепительно ярким полуднем, когда даже в Окурове кажется, что солнце растаяло в
небе и всё
небо стало как одно голубое солнце, — похудевшая,
бледная женщина, в красной кофте и чёрной юбке, сошла в сад, долго, без слов напевая, точно молясь, ходила по дорожкам, радостно улыбалась, благодарно поглаживала атласные стволы берёз и ставила ноги на тёплую, потную землю так осторожно, точно не хотела и боялась помять острые стебли трав и молодые розетки подорожника.
Около строящегося собора сторож сухо колотил по доске, кончил он — торопливо задребезжали звуки чугунного била на торговой площади. Светало, синее
небо становилось
бледнее, словно уплывало от земли.
В тёмном
небе спешно мелькали
бледные окуровские молнии, пытаясь разорвать толстый слой плотных, как войлок, туч; торопливо сыпался на деревья, крыши и на и землю крупный, шумный летний дождь — казалось, он спешит как можно скорее окропить это безнадёжное место и унести свою живительную влагу в иные края.
Уже дважды падал мокрый весенний снег — «внук за дедом приходил»; дома и деревья украсились ледяными подвесками,
бледное, но тёплое солнце марта радугой играло в сосульках льда, а заспанные окна домов смотрели в голубое
небо, как прозревшие слепцы. Галки и вороны чинили гнёзда; в поле, над проталинами, пели жаворонки, и Маркуша с Борисом в ясные дни ходили ловить их на зеркало.
Я повернулся и пошел к ней навстречу. Олеся поспешно подбежала ко мне. На
небе уже стоял тонкий серебряный зазубренный серп молодого месяца, и при его
бледном свете я увидел, что глаза Олеси полны крупных невылившихся слез.
Бледная полоса света, показавшаяся на востоке, окрасилась пурпуром и обняла весь горизонт; зарево росло и разливалось по
небу.
Местами начинало уже открываться прозрачное, зелено-бледное дно осеннего
неба.
Заря только что занималась, слегка зарумянивая край
неба; темные навесы, обступившие со всех сторон Глеба, позволяли ему различить
бледный серп месяца, клонившийся к западу, и последние звезды, которые пропадали одна за другою, как бы задуваемые едва заметным ветерком — предшественником рассвета. Торжественно-тихо начиналось утро; все обещало такой же красный, солнечный день, как был накануне.
Налево, как будто кто чиркнул по
небу спичкой, мелькнула
бледная, фосфорическая полоска и потухла. Послышалось, как где-то очень далеко кто-то прошелся по железной крыше. Вероятно, по крыше шли босиком, потому что железо проворчало глухо.
В старом храме всё живее звенит детский смех — лучшая музыка земли.
Небо над островом уже
бледнеет, близится рассвет, звезды уходят всё выше в голубую глубину
небес.
Остров, среди темной равнины сонных вод, под
бледным куполом
неба, подобен жертвеннику пред лицом бога-солнца.
Чёрненький человечек в пиджаке и высоких сапогах, похожий на жука, беспокоился: поднимал острую
бледную мордочку кверху, смотрел в
небо, свистал, морщил брови, ловил языком усы и разговаривал больше всех.
Смотрел на круглый одинокий шар луны — она двигалась по
небу толчками, точно прыгала, как большой светлый мяч, и он слышал тихий звук её движения, подобный ударам сердца. Не любил он этот
бледный, тоскующий шар, всегда в тяжёлые минуты жизни как бы наблюдавший за ним с холодной настойчивостью. Было поздно, но город ещё не спал, отовсюду неслись разные звуки.
Светало, в окно смотрел
бледный кусок
неба, в комнате просыпались мухи и жужжали, мелькая на сером фоне окна. Вместе с запахом керосина квартиру наполнял ещё какой-то запах, густой и тревожный.
— Этого ничего нет, — понимал Долинский. Он отвернулся к окну и оторопел еще более: там, высоко-высоко на
небе, стояла его собственная темная тень колоссальнейших размеров, а тут сбоку, возле самой его щеки, смотрело на него чье-то
бледное, смеющееся лицо.
Как только омнибус тронулся с места, Долинский вдруг посмотрел на Париж, как мы смотрим на места, которые должны скоро покинуть; почувствовал себя вдруг отрезанным от Зайончека, от перечитанных мистических бредней и
бледных созданий своего больного духа. Жизнь, жизнь, ее обаятельное очарование снова поманила исстрадавшегося, разбитого мистика, и, завидев на темнеющем вечернем
небе серый силуэт Одеона, Долинский вздрогнул и схватился за сердце.
С ясного голубого
неба льются потоки животворящего света, земля торопливо выгоняет первую зелень,
бледные северные цветочки смело пробиваются через тонкий слой тающего снега, — одним словом, в природе творится великая тайна обновления, и, кажется, самый воздух цветет и любовно дышит преисполняющими его силами.
В далекой и
бледной глубине
неба только что проступали звездочки; на западе еще алело — там и небосклон казался ясней и чище; полукруг луны блестел золотом сквозь черную сетку плакучей березы.
Наталья приподняла голову. Прекрасно было ее
бледное лицо, благородное, молодое и взволнованное — в таинственной тени беседки, при слабом свете, падавшем с ночного
неба.
На
небе то и дело вспыхивали белые огни, отбрасывали тающие
бледные конусы на Москву и исчезали и гасли.
Туда же, в
небо, смотрела молодая
бледная девушка, неизвестная, по прозвищу Муся.
Она нерешительно обувает сандалии, надевает на голое тело легкий хитон, накидывает сверху него покрывало и открывает дверь, оставляя на ее замке следы мирры. Но никого уже нет на дороге, которая одиноко белеет среди темных кустов в серой утренней мгле. Милый не дождался — ушел, даже шагов его не слышно. Луна уменьшилась и
побледнела и стоит высоко. На востоке над волнами гор холодно розовеет
небо перед зарею. Вдали белеют стены и дома иерусалимские.
Окончивши курс, он совершенно уж не тосковал, и в нем только осталось
бледное воспоминание благородного женского существа, которое рано или поздно должно было улететь в родные
небеса, и на тему эту принимался несколько раз писать стихи, а между тем носил в душе более живую и совершенно новую для него мысль: ему надобно было начать службу, и он ее начал, но, как бедняк и без протекции, начал ее слишком неблистательно.
Бледное зарево отражалось в темном куполе
неба, и тускло сверкали на нем звезды.